«Свои и чужие», анализ рассказа Тэффи

Творчество Надежды Александровны Лохвицкой, писавшей под псевдонимом Тэффи, переживает сейчас вторую волну популярности. Первая была связана с открытием этого имени в отечественной литературе, так как в советское время творчество всех писателей-эмигрантов было запрещено, ведь их отъезд за границу приравнивался к предательству по отношению к молодой советской России. В конце 80-х годов, с началом так называемой эпохи гласности, русские читатели наконец-то получили возможность познакомиться с творчеством М. Булгакова, А. Солженицына, А. Аверченко и многих других запрещенных прежде авторов.

Среди открытых читателю имен было и имя Тэффи. Ее ироническая проза вызывала восторг у читателей своей легкостью и непринужденностью. Многие узнавали в героях ее рассказов себя, но это ничуть не обижало. Наоборот, сходство с героями почти столетней давности доказывало, что человек не меняется: как и в былые времена, он подвержен обычным человеческим слабостям.

Сюжет произведения «Свои и чужие» построен на доказательстве следующего тезиса: «Чем больше у человека своих, тем больше знает он о тебе горьких истин и тем тяжелее ему живется на свете». Приводя дальше описание эпизодов из жизни, в которых герой может испытывать легкое недомогание или оказаться на дружеском приеме, Тэффи последовательно сопоставляет реакцию «своих» и «чужих» на эти события.

Так, например, встреча с «чужим» может обернуться комплиментом: «Какая вы сегодня свеженькая!» Но «свой» уже через какие-то три минуты вернет вас с небес на землю, безапелляционно заявив, что у вас «вспух нос», а значит, вид у вас преужасный.

Стоит любому испытать болезненное состояние, как чужие люди начнут проявлять участие, по крайней мере, сделают вид, что «страшно напуганы вашей болезнью». Реакцию «своих» Тэффи удается изобразить в свойственной ей ироничной манере. То, что на языке своих называется «подбодрить больного родственника», выглядит примерно так: они не только не признают ваше право лежать в постели с температурой в тридцать семь и один, но и «будут долго издеваться, припоминая забавные историйки, как вы закатывали глаза и стонали, а уже через два часа уплетали жареную индейку».

Тэффи убеждена также, что «водить знакомство со «своими» - очень грустно и раздражительно. Если чужие будут принимать вас весело и делать вид, что «рады вашему приходу до экстаза», то свои встретят вас хмурыми и усталыми.

Если чужие будут «припудрены и моложавы», чтобы никто не догадался, сколько им лет, то свои станут жаловаться на старость, которая, как известно, не в радость, а потом вспомнят, что уже тридцать с лишним лет прошло с той поры, как вы окончили гимназию, намекая на уже слишком почтенный возраст.

Наконец чужие, чтобы обмануть вас насчет того, сколько у них в наличии денег, будут угощать вас самыми дорогими и вкусными блюдами. Свои, понимая, что вам известно о количестве имеющихся у них денежных средств, подадут вам чай с вчерашними сухарями, попутно обсуждая дороговизну говядины и цены на квартиры.

И уж совсем забавной выглядит в глазах читателей реакция рассказчика на восприятие теми и другими будущего. Если чужие полны самых светлых прогнозов в отношении вас, ведь с таким умом, выдержкой и обаятельностью «все дела и предприятия великолепно удадутся», то свои «заранее оплакивают вас, недоверчиво качают головой и каркают». А еще пытаются доказать, что нужно срочно выкинуть из головы «дурацкие затеи» и одуматься, так как из-за вашей беспечности, безалаберности и рассеянности «вас ждут большие неприятности и печальные последствия».

Конечно, такая «поддержка» со стороны «своих» никого воодушевить не может и сводит на нет любые начинания и даже просто идеи. С горькой иронией Тэффи замечает, что окружающие люди мало-помалу начинают признавать, будто «чужие приятнее своих», в чем даже сама писательница якобы дважды имела случай убедиться.
Идея рассказа Тэффи на первый взгляд проста: свои так хорошо знают друг о друге, что легко говорят правду в лицо, ничего не приукрашивая. Это вроде бы хорошо, так как нет «показухи». Однако писательницу угнетают два обстоятельства: такая прямота в отношениях оборачиваются грубостью, подчас очень обидной. А еще непонятно, почему для своих мы совсем не стараемся, а для чужих порой готовы вывернуться наизнанку. А должно быть наоборот: чем ближе и родней человек, тем больше для него нужно стремиться сделать.

Писательница при этом никого не высмеивает, не делает пространных обобщений. Она создает яркие портреты глупых и ограниченных героев, уверенных в своем праве давать советы, посмеиваться или даже осуждать.

В этом рассказе очень интересна манера повествования: это монолог, обращенный к читателю.  Однако в него встроено множество диалогов, не только воссоздающих живую разговорную речь, но и на композиционном уровне придающих ей фрагментарность, которая позволяет читателю иронически осмыслить события, представляющиеся автору совершенно абсурдными.

Так между автором и читателем возникает своеобразный диалог, в ходе которого Тэффи стремится доказать несостоятельность современного общества, которое не ценит искренность и не дорожит собственными чувствами. Такую особенность прозы Тэффи критики и называют «лирической сатирой».

По писателю: Тэффи