«Наследство», анализ новеллы Мопассана

История публикации

Новелла «Наследство» впервые напечатана в газете «Жиль Блаз» 23 сентября 1884 года. В следующем, 1885 году та же газета печатала с продолжением роман Мопассана «Милый друг». Текст VI главы второй части «Милого друга» почти дословно совпадает с текстом «Наследства»: идентична ситуация, диалоги, словом, всё, кроме портретной характеристики главного героя. В романе это всё происходит с самим «милым другом» Жоржем Дюруа, который ничем не походит на главного героя «Наследства» месье Сербуа, кроме безмерной жадности и подлости. Кроме того, глава романа не заканчивается уходом мужа к нотариусу – она продолжается осуществлением «дорогих» желаний героев (в преддверии ожидаемого получения наследства), а заканчивается обедом у «друзей», причём «подруга» – любовница Жоржа Дюруа, так что его патетические упрёки его жене Мадлене в начале главы становятся вдвойне, до нелепости, ханжескими.

Жанр и литературное направление

По форме «Наследство» является классической новеллой, однако содержание, борясь с формой, быстро побеждает, и развязка вовсе не становится тем неожиданным решением важной жизненной проблемы, какое должно быть в классической новелле. Так, во всяком случае, это было у классиков жанра в ренессансную или романтическую эпохи. Ведь в классической новелле обычно сталкиваются непримиримые начала жизни, и всё было бы «правильно», если бы месье Сербуа искренне возмутился возможной неверностью жены; если бы он искренне полагал для неё и для себя невозможным унаследовать миллионный капитал, завещанный ей предполагаемым любовником; если бы затем некая случайность неопровержимо доказала – не только мужу, но и «свету» – невиновность жены, а невозможным поступком стало бы не получение наследства, а наоборот – отказ от него.

Однако злой и беспощадный реализм Мопассана изначально исключает такую неожиданность, по мере развития интриги делая развязку всё более ожидаемой и даже неизбежной.

Тема, сюжет, персонажи

Тема новеллы – неуклонное и безнадёжное падение нравов в обществе, где господствуют деньги. Чисто по-человечески читателю не может быть безразлично, была ли мадам Сербуа любовницей старика Водрека. А по условиям классической новеллы именно этот вопрос и должен был бы стать сюжетообразующим. Однако же он чем дальше, тем больше отходит на второй план, поскольку изначально не он волнует месье Сербуа. Автор нигде это специально не комментирует, он просто выстраивает реплики Сербуа таким образом, что сразу становится понятно, к чему он клонит: «…он мог оставить мне, слышишь, мне, а не тебе!..»; «Признавайся, ты была любовницей Водрека?»; «Тогда объясни, почему он оставил все свое состояние тебе, именно тебе...»

Наконец Сербуа выговаривает то, что его на самом деле волнует:

- Ты должна перевести на меня половину наследства.

Ответ на вопрос о том, зачем это нужно Сербуа, новеллист Мопассан оставляет додумать читателю, а романист Мопассан в своей истории уже не Сербуа, а Дюруа изображает скорый развод и «выигранные» таким образом полмиллиона.

Но если с толстяком Сербуа всё понятно, то кротость его на всё согласной жены, «миниатюрной голубоглазой блондинки с нежным румянцем и мягкими движеньями», так до конца и остаётся загадочной. В романе образ Мадлены Дюруа прорисован психологически сложно, но, как и образ её мужа, тоже понятно. Однако для такой сложности психологического рисунка пространства новеллы явно недостаточно. В результате источником кротости мадам Сербуа, в меру читательского воображения, может быть всё что угодно, от её ангельской невинности до, наоборот, сознания своей вины и опасения, что её связь со стариком Водреком станет достоянием гласности.

Художественное мастерство новеллиста и романиста

«После того как муж звонко чмокнул её в лоб и пышные бакенбарды пощекотали её щёки, мадам Сербуа, уронив рукоделье, горько заплакала» – такова последняя фраза новеллы. Такой финал по сути ничего не объясняет и является тем самым «открытым» финалом, который потом будет часто являться у Чехова, в этом смысле многому научившегося у Мопассана.

О чём плачет мадам Сербуа? О том ли, что муж её не любит? О том ли, что сейчас он пошёл к нотариусу оформлять с её согласия сделку, которая выгодна для него, но отнюдь не для неё? Сразу о том и о другом – вещах, с точки зрения мужчины, взаимоисключающих, а с женской точки зрения – отнюдь нет.

А может быть она плачет о старике Водреке? Ведь независимо от того, была ли она его любовницей, факт остаётся фактом: этот человек по-настоящему её любил. В романе у Мадлены Дюруа по этому поводу есть даже своя теория: «Что он меня немножко любил, это возможно. Но кого из женщин не любили такой любовью?»

Но вот чего нет в романе, так это слёз Мадлены: они не требуются в том формате, в каком разворачивается романный сюжет. Конечно, и Мадлена за свою жизнь наплакалась и ещё наплачется. Однако будучи верным учеником Флобера и Золя, Мопассан виртуозно владеет формой исследовательского социально-психологического романа и как романист воздействует на читателя не столько эмоционально, сколько интеллектуально.

Иное дело – мастерство новеллиста. Как автор «Наследства» Мопассан дважды мастерски обводит читателя вокруг пальца. С самого начала он обманывает читательские ожидания насчёт прояснения вопроса о том, была ли на самом деле мадам Сербуа любовницей старика Водрека – вопроса, который и должен решить её муж как главный герой новеллы. Неожиданность же финала состоит в том, что главным героем, который в новелле обязательно один, а не два или более, является вовсе не месье, а мадам Сербуа. Это её точка зрения на событие и на мужа с самого начала навязывалась читателю. Это её равнодушие к вопросу, главному для её мужа, но не для нас, читателей, по сути является нашим читательским равнодушием к этому вопросу. Какое же нам дело до того, получат ли супруги Сербуа свой миллион или всё-таки откажутся от него? Вот если бы речь шла о нас самих – тогда другое дело.

Так постепенно наше внимание в новелле переключается с «аргументов» мужа, всё более обнаруживающих свою пустую демагогичность и потому совершенно предсказуемых, на реакцию его жены, загадочность которой всё более нарастает, наконец разрешаясь её слезами, эмоционально оправданными (поскольку разговор был напряжённым – и вот теперь она наконец одна), но интеллектуально всё так же (если не более) загадочными. Результат – ощущение мировой дисгармонии на эмоциональном уровне, которого, собственно, новеллист от нас и добивался.

По писателю: Мопассан Ги де